и дало повод армянам, проживающим как в самом городке, так и в окрестностях, решить, что власти целенаправленно пытаются выдавить местное население. Что они не просто так выделяют всем приехавшим в Ходжалы из любых других областей самого Азербайджана бесплатные дома, берут юношей в любые вузы республики без экзаменов, создают другие преференции и льготы для своих. А решив, взяться за оружие. Война слов, переросла в первое столкновение боевых отрядов армян, хорошо вооруженных, со спешно собранными ополченцами города. Десятки убитых, сотня раненых, но город азербайджанцам каким-то немыслимым упорством удалось отстоять. Добровольцы, прибывшие из Степанакерта, убрались восвояси.
И вроде бы все до поры, до времени успокоилось. Хотя, если вдуматься, просто обеими сторонами конфликта была взята пауза — для подвоза подкреплений, обучения молодежи азам боевой тактики и всему подобному, что происходит после первой пролитой крови.
Мы, да и страна в целом, старалась не думать больше, забыть о Карабахе. Даже в оппозиционных новостях, после известия о бойне в Ходжалы, повисло тягостное молчание. Никто не хотел раскачивать лодку, попавшую в омут.
— Тьфу-тьфу, чтоб больше такого не случилось, — произнесла Оля полушепотом, будто боясь спугнуть шаткое равновесие.
— Да уж, — Михалыч тоже не решился продолжать. Оля сразу же утащила меня к себе, я все не решался называть ее комнату нашей, хотя она старательно акцентировала на этом слове мое внимание. Вроде и вещи все мои тут, и сам я там же и просыпаюсь каждое утро. А назвать иначе не поворачивается язык. И все оттого, что мы не расписаны?
После минутных ласк, она сунула мне новую кассету.
— Надо проявить до понедельника. Я чего-то непонятное наснимала. Не пойму, что это — нужное или так, очередная дымовая завеса.
— О чем это?
— О новых шахтах. Планы и сметы. Вика показала. Мы с ней сошлись, представляешь? Я сама не ожидала, — затараторила мое солнышко. — И даже не потребовалось выворачиваться наизнанку, рассказывать про свои проблемы и всякое такое. А то хотела про аборты тему поднять. А не пришлось, слава богу.
Внутри как-то похолодело.
— Ты имеешь в виду…
— Да именно. Все ждала, когда спросишь, раз я и так и эдак намекаю, — Оля посмотрела на мое вытянувшееся лицо, помолчала. — Прости. Я тоже дурная бываю. Не хочется, а надо сказать, знаю, что хорошего не получится, а не молчать нельзя. Мы же с тобой…
Снова не закончила. Посидели в тишине, помолчали.
— Когда это случилось?
— Давно. Мне двадцать было. Почти в другой жизни. Тоже вот с соседом сошлась по коммуналке, я тогда в горном институте училась, заканчивала уже, когда обнаружила себя на четвертом месяце. Вроде таблетки пила, дрянь какую-то. Вроде он тоже как-то предохранялся. На десять копеек. Хотя надеть не всегда успевал, — она хмыкнула невесело. — Словом, залетела, как это говорится. Он от меня быстро отстал по такому случаю, а я… Наверное, оставила, если б не родители, не знакомые, не друзья. Ну как же, рушишь свою карьеру, у тебя все впереди, успеешь, ты еще такая молодая. Да и сама дурой была, — подвела она итог. — И себя уговорила. Страшно было и оставлять и отказываться. Ведь… нет, так не объяснить, ты в жизни ничего подобного не почувствуешь.
— УЗИ делала?
— Нет. Не знаю, кого из меня выскребли, мальчика или девочку, не спрашивала. Специально, чтоб сердце не тревожилось. А все равно потом сны видела про наследника. Какого, почему — не знаю, — и помолчав, повернулась ко мне. Спросила едва слышно. — А ты хочешь… наследника?
Новая пауза. Я долго подбирал слова, потом ответил просто:
— Не знаю.
Оля едва заметно улыбнулась, нет, просто приподняла уголки губ.
— Я бы не поверила, скажи ты иначе. А так верю.
Прижалась ко мне. Минута или чуть больше блаженства, она отпрянула, спохватившись. Совсем другим тоном произнесла:
— Я же с тобой посоветоваться насчет новый снимков. Что-то непонятное, прояви, посмотри.
— Прям сейчас?
— А когда же. Время еще не позднее.
Я так и поступил. Кассета оказалась заполнена на все двадцать пять кадров. Один только испорчен, видимо, автоматика не сработала, не перекрутила катушку.
Заметив, чем мы вдруг начали заниматься, Михалыч немедля убрался к себе. Еще бы, вместо того, чтоб уединиться в спальне, скрылись в ванной. Понятно, что снова готовим заговоры или чего похуже.
— Потом самих же посадят. Тоже мне, нашлись Гдлян с Ивановым. Лучше бы Ковальчука ограбили, — обычно так говорил он, когда все же сталкивался с нами и пленками. На этот раз промолчал.
Я промыл негатив и чуть высушив Олиным феном, вставил в диапроектор, немного доработанный мной именно для мелкого кадра.
Оля последнее время днями проводила в кабинете Виктории. Подружившись, новые знакомицы обсуждали всякое, в том числе ненавистную племяннице серого кардинала «Асбеста» работу на строительстве шахт. Вика не любила не саму работу, ее всегда интересовало что-то новое, особенно то, о чем она прежде понятия не имела. Она закончила экономико-статистический, но по специальности проработала недолго, уволилась по собственному из местного отделения Госстата, куда ее устроили родичи. Потом неудачный брак, еще один, новая работа в других местах, то на заводе, тоже каким-то руководителем не пойми чего, то в горадминистрации…. Места менялись, но проку не сыскивалось. Виктория скучала. И вот теперь в дело вступил дядя — взял племяшку под крыло.
Вначале ей вроде понравилось — и люди интересные и перспективы не туманные. Все как на ладони. А потом… Виктория рассказала подружке, что ей совершенно не нравится, как идут дела, ладно, что большая часть работы проходит мимо нее: так всегда было и будет, ее ж берегут, как китайскую вазу. Но вот что совсем скверно, то, как идут, вернее, прекращаются работы на тринадцатой, с такой помпой открытой. Вроде начали бурить, подвозили материалы, оборудование, а вот сейчас, осень не миновала, до первого горизонта дошли, реперные точки отметили, и все на этом начало угасать. А ей хотелось поработать, по-настоящему, а не как всегда. Почувствовать себя нужной.
У нее случилась истерика, когда фактическое место начальника отдела вместо нее занял специально приглашенный дядей спец из «Аэрогеологии», говорят, старинный знакомый. Спрашивается, что он вообще тут делает и почему нельзя ввести ее, племянницу, в курс дела.
— Как будто дефицит и тут настал, — произнесла Оля. — Глянь что я у нее нафотографировала, пока эта фифа прихорашивалась.
— Чего ты так ее ругаешь. Хотелось поработать, а не дают. Я как человек творческий, ее хорошо понимаю.
— Говорить-то она мастерица, а вот что думает на самом деле по этому поводу — тот еще вопрос. Или вовсе своего мнения нет или напротив, имеет, но так глубоко прячет, что не докопаешься.
